Любовь
-Готов ли ты отрешиться от всего ради нее? Проникнуться ее увлечениями даже если они будут тебе чужды, войти в круг ее знакомых и подруг так, чтобы он стал твоим? Изменить образ жизни своей и характер, свои привычки ради нее одной? Готов ли пойти на все это только ради призрачной цели быть нужным хоть кому-то, просыпаться и засыпать вместе, ради островка тепла в океане беспросветного холода? Свыкнуться с тем, что поначалу и незаметно, но рано или поздно проявится и будет раздражать тебя в ней?

-Да, готов. Иначе жизнь не имеет для меня смысла; одиночество и неверие...невыносимая тоска, никчемность существования - я устал от таких спутников, я слишком устал.

Он являл мне странные образы...будто накатывала огромная океанская волна, и покрывала меня всего, с головы до ног. Вот раненная птица, устав от полета, в изнеможении машет перебитыми крыльями, едва не касаясь поверхности моря, что поглотит ее через миг. Ссоры, измены, непонимание...Затухает огонь в лампадке, превращая любовь в привычку, а то и в ненависть.

Вот старость пришла, нечеловеческими пытками обрекая мою плоть на страдания. Боль и беспомощность. Hыне уродливые, а когда-то такие любимые тела...съедаемые огнем страсти, дурнящей похотью, кружащей голову. Вот они теперь дряхлые, в оковах болезней, словно вязанка кряжистых дров...Смерть кажется очищающим огнем, освобождением. Вот и жизнь прожита...

-Ты видел все. Ты волен выбирать, но помни - привязывая себя к одному человеку, делая этим смысл жизни - ты утяжеляешь в сто крат боль потерь...Ты уменьшаешь свою свободу. Знай, любовь не вечна и переменчива. Также как и ослепляет, пьянит поначалу, также и отрезвляет, когда вдруг отступает.

-Hо разве, разве я могу выбирать? Она возникла радугой над горизонтом, скрыла в своем сиянии все. И дождь уже не дождь, и боль уже не боль, и радость уже не радость...Да разве если сейчас я уйду, сверну в сторону...прощу ли я когда-нибудь себе этот свой шаг, это отступление? Если я отрину ее прочь и уйду снова в одинокое скитание...Смогу ли я роптать на судьбу.

Кружилась голова, каркали гадкие вороны, словно предвещая беду. А я все шел вперед, шел раня ноги о камни, не разбирая перед собой. И мне хотелось кричать: громко, чтобы голос мой эхом отражался над взморьем, ибо я был на все способен. Любые преграды были никчемными, мелочными, а сердце мое жгло в груди, а слезы лились из глаз...

Я проснулся. Было раннее утро. Я был весь выжат, словно бы без сил, весь остался там - во сне, страшном, но в тоже время таком светлом...